Четвертая Неделя Великого Поста посвящена памяти великого подвижника Древней Церкви, преподобного Иоанна Лествичника. Святой вошел в историю, как игумен Синайской Горы и автор аскетического произведения под названием «Лествица». По названию своего бессмертного труда, по-русски означающего «Лестница», Иоанн именуется Лествичником. Памяти Иоанна соответствуют и чтения из Апостола и Евангелия, которые являются обычными для дней памяти преподобных святых.
При этом, у этого четвертого великопостного воскресного дня есть и основное чтение, сохранившееся в Уставе еще с того времени, когда особенного воспоминания Иоанна в Великий Пост еще не существовало. Это чтение об исцелении бесноватого отрока, отец которого произнес удивительные для евангельского текста по своей драматичной неразрешимости слова: «Верую, Господи! Помоги моему неверию» (Мк. 9, 17-31).
Торжественное воспоминание синайского подвижника и его аскетического труда в самом начале второй половины Великого Поста является для соблюдающих это постное поприще поводом для размышления, что же означает святость в Православной Традиции.
В Символе Веры исповедуется вера во Единую, Святую, Кафолическую и Апостольскую Церковь. Святость Церкви это объективная, таинственная, сакраментальная, христологическая, благодатная святость Тела Христова. Как об этом пишет в своем «Катехизисе» святитель Филарет Московский, «Церковь святая, потому что освящена Господом Иисусом Христом через Его страдания, его учение, Его молитву и через Таинства».
Но святость Церкви это и святость святых. Это святость в Церкви. Это то, каким образом Церковь понимает человеческую святость, каким образом Церковь, и те, кто в Церкви, видят путь, следуя которому, святости можно достичь. Имеется в виду святость субъективная, личная или корпоративная - святость Церкви, как общества верующих. Что же такое святость в Православии? Святость в Православии – святость монашеского типа. Это святость самоограничения, утеснения себя в пище и питье, человеческих потребностях, возведенная в эталон и идеал. Девизом такого миропонимания является фраза: «Свет монахам – ангелы, свет мирянам – монахи».
Важным элементом герменевтики святости является то, каким образом бывает прочитана евангельская история, назидания Христа ученикам, библейские тексты и наставления. В Православии они обычно воспринимаются, как аскетическое повествование. Сознанию большинства верующих Апостолы предстают безбрачными аскетами, Иосиф именуется «мнимым Отцом Господа», а Богородица – Просветительницей Афона. «Кстати, две тысячи лет назад апостолы, по сути, три года были самыми настоящими новоначальными послушниками у Иисуса Христа. Их главным занятием было следовать за своим Учителем и с радостным изумлением открывать для себя Его всемогущество и любовь», - пишет в своем патерике «Несвятые Святые», - митрополит Тихон (Шевкунов).
Развитие гуманитарных и философских дисциплин, новые исторические данные вполне ясно указывают на то, что догмат и практика существуют как динамическая, постоянно меняющаяся реальность. При этом каждая христианская Традиция обладает базовыми, с трудом поддающимися видоизменению свойствами, герменевтическими характеристиками, топосами, которые необходимо выявить и по-настоящему изучить. Для обозначения того, что святость в Православии есть именно аскетическая, монашеская святость, можно обозначить несколько аспектов:
1. Помимо мучеников, большинство святых в богослужебном календаре Православной Церкви представлены монашествующими; аскетическая святость превалирует над этической;
2. на уровне сознания верных (т.н. sensus fidelium), а также в современных православных богословских и нравоучительных трудах монашеский постриг приравнивается к таинствам;
3. важным элементом сознания верных является убеждение, что мир стоит, существует и спасается молитвами монашествующих;
4. начиная с эпохи после иконоборчества веро- и нравоучительный авторитет Церкви, то есть способность возвещать, говорить и проповедовать от имени Церкви принадлежит монашествующим;
5. иерархическое начало в жизни Церкви канонически спаяно с монашеством - только монахи могут быть епископами;
6. в противоположность, и даже в прямом противопоставлении этической стороне предпасхального времени: благотворению, служению и диаконии, – основным столпам Великопостного Времени Древней Церкви – великопостное время в наши дни в значительной степени посвящено именно самоограничению в пище и питии;
7. на основе монашества, как только состояния, своего рода предельного выражения ad hoc (здесь и сейчас), образа жизни, добровольного принятой на себя бедности, без-властия, и воздержания, в итоге, сформировался особенный, де факто привилегированный институт, статус, который мог быть утрачен только через открытое отречение.
В этом смысле, очень важно, что три воскресенья Святой Четыредесятницы посвящены аскетической монашеской тематике. В свою очередь, в Лествице преподобного Иоанна монашеский тип святости представлен с предельной, скрупулезной, безоговорочной точностью.
Памяти Иоанна Лествичника в Великий Пост мы обязаны последнему периоду в истории Константинопольской византийской Церкви, XIII-XIV веках, когда в богослужебный великопостный устав было внесено это воспоминание. Скорее всего, память Иоанна была внесена в богослужебный календарь загадочным константинопольским клириком Никифором Каллистом Ксанфопулом (1268/1274-1328), историком и литургическим поэтом, по одной из датировок родившимся в 1274 году – в год смерти Фомы Аквинского. В отличие от дня памяти Григория Паламы во второе великопостное воскресенье, с которым современное церковное сознание ошибочно связывает полемику с католичеством, воспоминание Иоанна Лествичника давно уже утратило разъединительные контексты – первоначально оно было направлено против оригенистов и монофизитов – и стало объединительным. «Наследие Иоанна» одинаково важно и дорого и для Востока, и для Запада.
Древние монахи-подвижники, учителя и ученики Иоанна, далекие и близкие основатели и продолжатели монашеских движений христианской древности думали преобразить мир. Но мир, неожиданно и мгновенно, преобразился сам.
Некогда, в своем трактате «О Девстве», Григорий Нисский (335-394) писал, что тотальное безбрачие человечества не только не опасно, но и является идеалом. Ведь тогда род человеческий пресечется, это вынудит (!) Господа Иисуса вернуться вновь. Григорий был не одинок. Это были времена романтиков, дон кихотов, сражавшихся с ветряными мельницами демонских козней, веривших, что за ними – анархистами, бунтарями и романтиками во Христе – будущее. По их убеждению, Христианство вот-вот должно было охватить собою всю землю, а они, «отцы-пустынники и жены непорочны» будут призваны придать ему аскетические монашеские контуры. Но наступало иное время.
Победа Императора Ираклия над Персидской Империей в 628 году обернулась катастрофой. Спустя всего несколько лет огромные территории христианской Африки и Ближнего Востока были заняты арабскими завоевателями. Аскетическая глобализация мира была прервана. Чтобы остановить стремительное проникновение новых завоевателей во все уголки Вселенной, Империя повсеместно установила карантинные блокпосты. Всем, и множеству синайских монахов, казалось, что через краткое время все вернется на свои места. Но они ошибались. Мир более никогда не сделался прежним.
иерей Августин Соколовски / Dr.Augustin Sokolovski