Августин Соколовски
В нашем коллективном воображении Бог представляется весьма старым. Этому соответствует икона, так называемой, новозаветной Троицы, где Сын Божий Иисус Христос символически благословляется сидящим на царском троне Боге в виде старика. Причем именно на этой иконе «старость Бога» подчеркнуто стара. В Библии Бог именуется «ветхим днями». «Видел я, наконец, что поставлены были престолы; и воссел Ветхий днями: одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его – как чистая волна; престол Его – как пламя огня, колеса Его – пылающий огонь» (Деян.7,9), - написано в книге пророка Даниила.
Этому общепринятому представлению об абсолютной старости Бога вторит метафизика. При этом она идет своими путями. Бог философии недоступен человеку. Он невидим, непостижим. Он ничем не ограничен. Таковы базовые установки, с которых начинает изучение догматики любой семинарист.
Одновременно, в свете богословия 21-го века для нас очевидно, что все эти чрезвычайно возвышенные определения Бога односторонни. Они действуют лишь в одном направлении. Они распространяются только на нас людей. Ведь мы ограничены и смертны. Бог же, во Христе Иисусе, делает Себя доступным и ограниченным. Он, по слову одного из средневековых богословов, принял на Себя все наше и отдал нам все Свое. В Евхаристии мы приобщаемся этой тайне.
«Лета наши как бы паутина считаются; дней лет наших: семьдесят, а если в силах – восемьдесят лет, и то большая часть их – труд и болезнь; ибо постигло нас унижение, и мы будем научены», - говорится в Псалмах (Пс.89,10). С годами человек становится мудрее, его поведение и нравы делаются лучше. Страдание и болезни облагораживают и учат пониманию. На библейском уровне понимания слова эти верны.
Но на уровне повседневности они оказываются общепринятыми стереотипами, которые опровергаются самой реальностью. С годами человек озлобляется. Привычки его цементируются опытом. В старости человека по-настоящему могут любить лишь родные. В этом смысле прав был пророк секулярности Стив Джобс, когда в своей Стэнфордской речи утверждал, что краткость жизни человека, на самом деле, благодеяние для других.
Новозаветное мышление позволяет нам согласиться с этим, и, одновременно, мыслить дальше и глубже. Мы привыкли видеть Бога старшим нас. В народном благочестии Он веками и даже тысячелетиями представлялся стариком. Такое восприятие может быть полезно, но может быть вредно. Потому что скрывает от нас смыслы.
«Поздно полюбил я Тебя, Красота, такая древняя и такая юная, поздно полюбил я Тебя», - пишет о Боге святой Августин (354–430). Этому мыслителю древности, который был епископом североафриканской карфагенской церкви, история философии приписывает изобретение самой мысли о времени. Рассуждая о времени и о временности человека, Августин обращается к мысли о Боге и утверждает, что, среди всех живых существ именно Он является самым молодым. Бог молод, Он юн. Он обновляет бытие. Он моложе каждого из нас и моложе всего в мире.
В этом парадоксальном утверждении богословской мысли раскрывается множество смыслов. Получается, что в подлинной молодости есть богообразность. Она присутствует в желании учиться, в идеализме и романтике восприятия обычных вещей. Готовность самозабвенно изменять этот мир к лучшему была вдохновением святых. Вера проявлялась в них в способности постоянно создавать себя заново ради блага ближних. «Благоговение перед жизнью», - как некогда писал Альберт Швейцер (1875–1965). Этой богообразной молодостью Бога вдохновлялись древние святые, о которых Церковь вспоминает в эти осенние, последние времена.