Августин Соколовски
В Православной Церкви четвертое воскресенье после Пасхи именуется Неделей о Расслабленном. За литургией прочитывается повествование из Евангелия от Иоанна, 5 глава, стихи 1–15. Этот текст рассказывает об исцелении Господом Иисусом парализованного человека. На церковнославянском языке такая парализация именуется расслаблением.
Согласно Евангелию от Иоанна, Господь был в Иерусалиме. «После сего был праздник Иудейский, и пришел Иисус в Иерусалим» (5:1). Что это был за религиозное торжество, мы с точностью сказать не можем. Иудейская традиция знала три главных праздника, в которые требовалось совершать паломничество в Святой Град. Такими «Паломническими Праздниками» были: Пасха, или Песах в память об Исходе, Пятидесятница, или Шавуот, в честь дарования Торы, и Поставление Кущей, Суккот, в воспоминание о странствовании в пустыне библейского народа.
Так раскрывается, что Господь Иисус в своей земной жизни, как и мы сегодня, Сам был паломником. Мы совершаем паломничества по Его стопам. Это значит, что наши паломничества, это не просто явление, существующее во всех религиях мира, но евангельское странствование по примеру самого Господа Иисуса, для встречи с Ним на пути в таинствах, в молитве и прикосновении к святыням.
«Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда*, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды», - далее говорит Евангелие (Ин. 5:2-3). Еврейское название купальни, «Вифезда», обычно переводимое, как «Дом Благодати» или «Дом Милосердия» богато библейским символизмом.
При толковании текстов Священного Писания Отцы Церкви обращали внимание на мельчайшие детали. Они видели в этом нечто таинственное, особенные «следы Бога», сакраментальную мелодию слов, мистику света и огня в символике. Так, «пять крытых ходов» Овечьей Купальни, по словам святого Августина Иппонского (354–430), отсылают к первым пяти книгам Библии, Закону Моисееву, Пятикнижию.
Присутствие там больных и немощных символизировало силу Закона выявлять болезни и запрещать преступления, мощь наказания, и, одновременно, полную неспособность прощать и исцелять. Отец Церкви имел в виду как человеческие законы, так и Закон Бога. В прошлом веке писатель Франц Кафка (1881–1924), наделенный невероятным теологическим прозрением, писал об этом бессилии закона в своих романах «Замок» и «Процесс».
«Ад — это другие», — писал Жан-Поль Сартр (1905–1880). В своей философии он говорил о человеческой свободе. По словам Сартра, каждый человек — это свобода, которая постоянно реализуется. Ад в том, что таких свобод бесконечное множество. Но ведь Бог — это также свобода. Бог бесконечен, и поэтому Его свобода не знает границ. Если это так, то свобода Бога отменяет всякую ограниченную человеческую свободу. Бог упраздняет людей. Бог и человек — взаимоисключающие понятия. Поэтому мы должны были бы отрицать Бога, даже если был Он существовал, утверждал Сартр.
Для нас, православных христиан, Церковь — это Дом Милосердия. Благодать — это коммуникация, благодать — это свобода. У входа в Церковь Христову находится великое множество больных всякого рода. Но они не могут или просто не хотят войти. Это большая трагедия и великий вызов.
Церковь – сообщество верующих, человечество – собрание богооставленности; при этом, вне этого мира спасения нет. Так или примерно так рассуждал святой Августин, дополняя или даже исправляя своего предшественника, священномученика Киприана Карфагенского (+258), который утверждал, что «вне Церкви спасения нет».
«Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет» (Ин.5:5). Новозаветная библейская экзегетика и богословие до сих пор не пришли к единому мнению о возрасте Христа. На протяжении весьма многих столетий существовало убеждение, что Иисус был распят в возрасте тридцати трех лет. «Возраст Христа», - устойчивое выражение на разных языках. Однако один из самых ранних христианских авторов и отцов Церкви Ириней Лионский (130–202) писал, что Христос прожил все возрасты и был распят в старости.
Современные комментаторы допускают, что Иисусу на момент Распятия возможно было тридцать семь или тридцать восемь лет. Если это так, то Иисус в евангельском рассказе об исцелении расслабленного встретил своего ровесника.
Тридцать восемь лет — это очень долгий срок, а для обездвиженного человека — вечность. Слова Евангелия буквально вопиют о его беспомощности. Иисус, увидев его лежащим и узнав, что он находится в таком состоянии уже долгое время, сказал ему: «Хочешь ли бать здоров?»
С теологической точки зрения рассуждение о возрасте Иисуса раскрывает суть христианского догмата, согласно которому Господь взял на Себя все наше и отдал нам все Свое. Он разделил и продолжает разделять с нами все обстоятельства, все несчастья, все века человечества и все возрасты людей.
Отцы Церкви и, в особенности, Четвертый Вселенский Собор в Халкидоне (451), настаивали на том, что Бог во Христе Иисусе принял на Себя всю человеческую природу. В Нем была, есть и будет человеческое тело, человеческая душа и человеческий дух. Назовем это горизонтальным измерением искупления. В свою очередь, убеждение в том, что Христос прожил все возрасты человека, может быть названо "вертикальным" прочтением тайны спасения.
В наше время человек впервые перестал быть счастлив в своем собственном возрасте. Старики «молодятся» с помощью соответствующего поведения и технологий. После многих прожитых лет они смогли, наконец-то, взять в свои руки «все деньги мира», но оказались лишены подвижности, и, главное, физической молодости. Богословие искупления во Христе всякого возраста помогает найти выход из безысходности этой "невыносимой легкости бытия", о которой писал наш современник, писатель Милан Кундера (1929–2023). «Это возраст, пленником которого я всякий раз являюсь, кожа, в которой я живу», - парафразируя одного известного режиссера как бы говорит наш мир.
В евангельском рассказе вода, к которой прикоснулся Ангел, прежде ждала того, кто первым войдет в нее. Ныне Сам Господь Иисус приходит навстречу больному. «Хочешь ли ты исцелиться?». В библейском контексте этот вопрос может показаться странным. В то время человечество отличалось от нашего. Здоровье, плодовитость и долголетие были абсолютными категориями. Никто в то время не отказался бы от желания получить исцеление, никто не предпочел бы оставаться больным. В нашем постмодернистском контексте эти вопросы обретают новую актуальность. Ведь в наше время человечество часто отказывается от исцеления; оно просто привыкло к болезни. В то же время медицина становится недоступной и, одновременно, приобретает религиозное измерение, заменяя государственную власть и сама становясь самоцелью. Недавняя пандемия очень хорошо это продемонстрировала. Цель оправдывала средства в недавнем прошлом, в постмодерной современности средства – это самоцель, а цели просто больше нет. «Средство без цели», как пишет великий современный философ Джорджо Агамбен (род. 1942).
«Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который бы опустил бы меня в купальню, пока возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня» (Ин. 5:7). Пожалуй, во всем евангельском тексте сложно найти какое-либо повествование, каждое слово которого допускало бы столь широкий диапазон различных, даже противоположных толкований, как эти подробности рассказа о расслабленном.
Так слова «Не имею человека» можно истолковать, как простое отчаяние. У парализованного просто не было друзей, он был тяжело болен и одинок, никому не нужен. «Как тебя зовут?» «Никто меня не зовет, я один живу», — писал Андрей Платонов (1899–1951) в одной из своих сказок.
Но в словах расслабленного можно также прочесть осуждение. Если это так, то, очевидно, что причиной своего состояния он считал других, обвинял ближних в том, что Бог удалился от него самого. Более того, говоря, что рядом просто нет человека, он как бы свидетельствовал, что окружающие его люди вообще не похожи на людей. К слову, «логика» расчеловечивания была весьма характерна для диктатур XX века.
Господь исцелил расслабленного, но ничего не сказал о Себе. Через некоторое время «Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты исцелен; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже. Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус» (Ин. 5:14). Эти слова таинственны. Так, один из древних апокрифов утверждал, что именно этот расслабленный, которого исцелил Иисус, в конце евангельской истории ударил Иисуса и обвинил его в неуважении к первосвященнику (ср. Иоанна 18:22). Мы никогда не узнаем, был ли этот человек, который появляется в конце Евангелия, тем самым расслабленным, которого некогда исцелил Господь.
«Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который бы опустил бы меня в купальню, пока возмутится вода». (Ин. 5:7). «Се, Человек», — скажет Понтий Пилат в конце всего евангельского рассказа (ср. Иоанн 19:5). Богословие помогает придать словам Евангелия глубокое измерение. Подлинно, согласно христианской догме и новозаветному убеждению, единственным истинным Человеком был Господь Иисус.
Овечьи ворота становятся пророчеством о крещении, а расслабленный — образом тех, кто будет искуплен во Иисусе Христе. По словам Апокалипсиса, они омоют свои одежды в купели крещения Кровью Агнца (ср. Откр. 7:14). Иисус — истинное будущее человека, Бог — будущее людей.
Наконец, нравственное применение признания расслабленного в неспособности самому погрузиться в воду напоминает нам о водах крещения и, что еще важнее, о заповеди Христа крестить все народы (Мф. 28:19). Миссия — великая благодать и великое благословение. Но миссия — это также заповедь и долг. Церковь призвана размножаться не посредством демографии, а через евангелизацию. В этом лекарство от расслабления постмодернистского христианства, свидетельство того, что вера во Христа способна помогать другим, а Православная Церковь подлинно жива. Христос воскресе!