Августин Соколовски
29 июля Церковь чтит память Отцов IV Вселенского Собора.
Собор состоялся в 451 году, но судьба его решений в значительной степени оказалась в руках … супружеской четы Юстиниана (483-565) и Феодоры (500-548). Их совместная биография странным, удивительным, фатальным образом отразилась не только на рецепции, то есть дальнейшем принятии и реализации догматических решений Собора, но и на судьбах всей Христианской Империи, а значит, Мира и Вселенской Церкви.
Жившие в VI веке, они оба были необыкновенно современны. По свидетельству историков, Феодора в юности была актрисой, что в древности было сопряжено с другими, зачастую порочными обязанностями. Поэтому брак с актрисой запрещался канонами. Юстиниан пренебрег этим, для брака с Феодорой изменив соответствующее законодательство Великого Константина.
Юстиниан правил Империей особым образом. В наше время такого правительства назвали бы визионером. Пожалуй его можно было бы уподобить Христофору Колумбу, который, когда все его современники довольствовались существующим положением вещей, грезил о новом мире, к которому и проложил путь. Получилось, что в итоге он был тем, кто, не осознавая, реализовал пророческую мечту о Новом Свете.
Юстиниан задавался особенными целями, хотел вернуть славу Великой Империи – единого Царства Востока и Запада.
Императору удалось отвоевать у вандальских племен Римскую Африку со столицей в Карфагене, вернуть Италию и Рим. Но история показала, что это предприятие было слишком дорогостоящим, представляло собой движение логике времён, а потому эти великие территории не удержать не удалось.
Юстиниан стремился не только распространить христианскую державу на прежние, потерянные территории, но и объединить пошатнувшееся единство Христовой Церкви.
Церковь в эпоху Юстиниана начинала распадаться на две части. Ведь решения Халкидонского Собора о том, что во Христе объединены, но сохранены в неслитном, нераздельном, неизменном и неразлучном единстве две природы, божественная и человеческая, оказались не поняты, а потому не приняты в Египте, и, в значительной степени, в Сирии и Палестине.
Богословы говорят нам, что они по сути, отражали христологию латинского христианства, а точнее, Карфагенской Церкви во главе со святым епископом Августином (354-430). Августин говорили о том, что во Христе – две природы, божественная и человеческая. Итак, эта как бы двойственность догматического определения стала настоящим культурным шоком для Великой Александрийской Церкви, и других Церквей Востока.
Важно признать, что эти догматические формулировки трудны даже для нашего восприятия. Можно себе представить, насколько сложны они были для понимания православных христиан того времени.
Египет, Сирия и Палестина стали двигаться в сторону отделения. Церкви грозило тогда разделение на два Православия: официальное, поддерживаемое Империей в Константинополе, и «народно-монашеское» на Востоке. С 536 года в Александрийской Церкви было два противостоявших друг другу Патриарха, противник и сторонник Халкидонского Собора. Последний имел своей резиденцией столицу, первый скрывался от властей в монастырях египетской пустыни.
Супружеской чете Юстиниана и Феодоры удавалось приостанавливать это разделение благодаря взаимной мудрости и столь важной для нас в XXI веке способности супругов быть и действовать независимо друг от друга. Конфликт противоположностей в любви.
Удивительно, но Император Юстиниан был … крупнейшим восточным православным богословом VI века. Переведем это на язык наших реалий. Представим себе, чтобы бы было, если бы нынешние правители современных сверхдержав были мощнейшими богословами современности!
Будучи грамотным теологом, Юстиниан придерживался халкидонской формулировки о двух природах во Христе при единстве Его божественной личности. Феодора же покровительствовала его оппонентам, отрицавшим эту формулировку и готовым ради этого пойти на разрыв церковного единства. В особенности, она покровительствовала египетским монахам-аскетам, гонимым епископам, в буквальном смысле скрывала их в Константинополе, как бы пряча их от гнева своего супруга. Старалась примирить их с власть предержащими. Таким образом, удавалось сохранить видимое единство Церкви. Так продолжалось до кончины Феодоры в 548 году.
После потери супруги стареющий Юстиниан разочаровался в возможности примирить ‘теологических мятежников’ Сирии и Египта с Римом и Константинополем путем диспутов и переговоров, и перешел к политике преследования так называемых «монофизитов», то есть тех, кто отвергал Халкидон, настаивая, что во Христе Иисусе не две, но одна, единая богочеловеческая природа.
Достаточно сказать, что последствием этого противостояния двух частей Церкви стало быстрое распространение Ислама в последующем столетии. Ведь арабские завоеватели воспринимались гонимыми Империей монофизитами в качестве освободителей.
Сирия, Палестина и Египет открывали ворота своих городов и столиц, чтобы таким образом обрести мир и свободы от, как им несомненно казалось, кровавых преследований со стороны ‘официального Православия’ Константинопольской Империи. Это произошло позже, когда ни Юстиниана, ни Феодоры уже не было в живых.
В память Церкви святые супруги вошли противоречивыми, но гениальными правителями. И, в отличие от большинства гениев, бывших индивидуалистами, и, как правило, остававшихся несчастными в своей личной и семейной жизни, гениальность Юстиниана и Феодоры была совместной супружеской гениальностью.
Юстиниан вел войны, прошлое его супруги Феодоры противоречило церковным канонам. Но память Церкви назвала их праведными. Память их празднуется во святых.
Этим примером Церковь подчеркнула, что у каждого человека – свое призвание в особом звании. На каждом из нас лежат свои обязанности. У кого-то их больше, у кого-то меньше. У кого-то же они совершенно колоссальны.
Пример счастливого христианского супружества, любви, раскрывающейся в привязанности непонятной непостижимой трансцендентности лица другого пола, явила себя в браке и жизни Юстиниана и Феодоры, отразившись на жизни Церкви, и на судьбах Империи. Будто бы руководствуясь столь любимой Юстинианом гениальной формулировкой Халкидонского Исповедания, супруги пребывали в единстве: «Неслитно, неизменно, нераздельно и неразлучно». Ведь именно так, а не иначе – в виде четырех отрицаний – IV Вселенский Собор обозначил модус существования божественной и человеческой природы в Богочеловеке Иисусе Христе.