В день Отдания Праздника Воздвижения, когда Церковь в этом прощается с воспоминанием события Всемирного Воздвижения Честного и Животворящего Креста до следующего года, Община раскрывает для себя повод к дополнительному размышлению об историческом и политическом измерении Святого Креста.
Существует мнение, что одно из принципиальных отличий Православия от Западного Христианства заключается в отношении этих Великих Традиций ко Кресту Господа Иисуса. Согласно этому мнению, внимание католичества и протестантизма сконцентрировано на искупительном Страдании и Крестной Смерти Спасителя, тогда как Православное Восточное Христианство – это религия Радости, Торжества, Воскресения. Празднуемое в эти дни Церковью Всемирное Воздвижение Креста Господня является для Общины важным поводом для размышления над тем, каким образом Крест Христов воспринимался в истории Церкви и Богословия.
Православие, как великая христианская традиция Востока, не возникло в одночасье. Одним из этапов для его формирования было событие видения Креста Императором Константином в 312 году, вслед за которым последовало упразднение в Римской Империи смертной казни через распятие в 337. Фессалоникийский Эдикт Императора Феодосия в 380 провозгласил ортодоксальное христианство официальным исповеданием Империи. К этому последнему событию восходит и то определение Православия, которое ускользает от внимания богословов, но передает тот смысл, который вкладывали в это понятие современники Воздвижения Креста.
При взгляде на то, каким образом восточными православными христианами осмыслялось происходящее тогда в истории, возникает убеждение, что Православие — религия Крестной Победы. Политического торжества Политической Церкви, в которой вероучительная формула Никейского Собора 325 года - о Единосущии Сына, Логоса, Господа Иисуса, Отцу — стала подлинной официальной «конституционной поправкой» к законодательству Империи. Отказ от нее отныне означал выпадение за границы Ортодоксии. В этом смысле очевидно, что первоначальное определение Православия - официальное вероисповедание Империи.
Что именно означала политика для современников автора «Похвалы Константину» Евсевия Кесарийского (263-339), православному богословию еще предстоит определить. «Куда бы не устремилась сила мысли, к Востоку ли, Западу, на Землю, или на самые Небеса – всюду видит она Блаженного Кесаря, неразлучного со своим Царством. Над землею господствуют дети его. Как новые светила, озаряют они землю светом своего отца. Он живет в них своей силой, преумножая ее в их преемстве, и управляя всей Вселенной еще совершеннее прежнего», - читаем мы в Похвале Константину Евсевия Кесарийского.
Крест Христов совершенно не упоминается в Никейском Символе Веры 325 года, где сказано только о Страдании Господа Иисуса: «Страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых».
В Никео-Константинопольском Символе, который мы по Традиции приписываем Второму Вселенскому Собору 381 года, Крест появляется вновь. Появляется не один, но в сопровождении исторического персонажа – одного из тех немногих людей в Истории, кто видел Крест Господа Иисуса воочию. Помимо Иисуса и Девы Марии, язычник Пилат – единственный называемый по имени человек, упоминаемый в Символе. По непонятным причинам, он как был вобрал в себя все предназначенное людям внимание составителей Символа Веры. До такой степени, что они попросту забыли сказать о смерти Господа: «Распятого за нас при Пилате, и страдавшего, и погребенного» ….
«Распятого за нас при Понтии Пилате». Многие толкователи считали, что Пилат упоминается только для обозначения хронологии Крестного События. Однако, если бы это было действительно так, то составителям Символа, скорее, следовало бы поместить в текст упоминание Императора Тиберия (+37), при котором был распят Иисус. Но, в отличии от Пилата, Тиберий Август не говорил с Иисусом, а сохранившиеся легенды о его вовлеченности в биографию Господа, по-видимому, уже тогда казались Церкви слишком неправдоподобными.
Пилат упоминается в Символе не для хронологии. Его имя – политическое решение Церкви засвидетельствовать ее паритет, равенство, противостояние, взаимодействие, диалог с Империей. Говоря языком богословия, выразить «Вселенскость». Словами о Распятии при Пилате, Церковь сознательно противопоставляла себя политическому и государственному миру, представленному в лице того, кто тогда конкретно представлял Империю перед Господом.
Церковь воспринимала себя как конкретное визави Империи. Как нечто или некто, кто до скончания века будет вести с ней диалог, проповедовать народам Империи. Если следовать логике Евсевия, Церкви предстояло жить с Империей вовеки. «Кесарь возвестил всем людям о спасительном знамени (…), среди царственного города воздвиг против врагов священный символ (Креста) и начертал твердо и неизгладимо, что сие спасительное знамение есть хранитель Римской Земли и всей Империи» (Похвала Константину 1,40).
При этом, недвусмысленные Слова Символа об ожидании Царства Господа Иисуса, Царству, или, дословно, «Империи Которого», не будет конца, были как бы вынесены за скобки. По меткому выражению одного из германских богословов недавнего прошлого, эсхатологический киоск Церкви закрылся.
Интересно, что распявшему Иисуса Пилату сразу же, и, как думалось тогда, навсегда, удалось уйти от ответственности за совершенное им преступление против Правды. Так, уже в последних главах Евангелия от Иоанна, была предпринята очевидная попытка его реабилитации. «Пилат сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем» (Ин.18,38). «Пилат, услышав это слово, больше убоялся» (Ин. 19,8). «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Ин.19,12).
В этих последних, «Пилатовых Главах», Евангелия от Иоанна, Господь Иисус противопоставляется «иудеям», что глубоко теологично, но, исторически, являет собой анахронизм. Сам Господь никогда не противопоставлял Себя своему народу. По свидетельству Павла, неверие иудейского народа в мессианство Иисуса было частью божественного плана. Говоря современным языком, если бы Израиль уверовал, христианство никогда не стало бы всемирным. Опять-таки, согласно Павлу, уверовать иудеям воспрепятствовал соблазн Креста.
Первые века христианства продолжили Апологию Пилата. У Тертуллиана мы находим свидетельство о том, что омовение рук Пилатом символизирует крещение. В одном из синаксарей Эфиопской Церкви Пилат упоминается среди святых1, с днем памяти – 19 июня (в день рождения писателя Салмана Рушди (род.1947)!). Среди памятников этой древней восточной Церкви мы находим «Мученичество Пилата», и даже «Анафору», то есть приписываемую его имени … Евхаристическую Молитву. Под именем Клавдии Прокулы, мученицы, почитаемой в нашем богослужебным календаре, скрывается «последняя сновидица» Нового Завета (Мф.29,17) – жена римского прокуратора Иудеи Пилата. Пилату удавалось сохранить руки умытыми до рубежа Первого и Второго тысячелетий. Тогда, в результате борьбы римских епископов за эмансипацию от светских правителей, а также спора об инвеституре, Пилат, в восприятии Церкви, стал тем, кем он и был: утратившим вкус правды циником.
В XXI веке евангельский образ Понтия Пилата доказал свою удивительную бессмертную живучесть. Сегодня в Пилате и его жесте Умовения Рук нам видится образ современного демократического правителя. Он намерено уходит в тень, передает право принятия решений народу. Так, но лишь на время, вечному Пилату вновь удается снять с себя ответственность перед Судом Истории.
Отказ от убеждения в том, что христианство призвано не христианизировать, но преодолеть Империю (то есть то, в чем языческая римская власть совершенно справедливо и прозорливо обвиняла первых христиан!) в течение веков привел к квази-догматическому убеждению в том, что Ортодоксальная Империя может быть только одна. Как един Бог, один Искупитель, одна Церковь и одно Писание.
Вера в Единую Империю по необходимости вела к отрицанию подлинности и ортодоксальности Государств и Церквей, бывших за ее пределами. Получается, что Разделение Церквей на Православие и Католичество должно было неминуемо произойти.
иерей Августин Соколовски / Dr.Augustin Sokolovski