Августин Соколовски
«Ибо благ и человеколюбец Бог» — это одно из важнейших славословий православного богослужения. На детском языке Бог очень, очень добр, на языке мистических отцов православной традиции — «Сверхдобрый». Благость Божия — уникальный мессианский топос, где детское и мистическое сходятся. Доброта — великое свойство Бога, Его имя, которое принял Мессия. Иисус поистине Благ, ибо Он совершил невероятное количество добрых дел. Почему же тогда, отвечая на вопрос о том, как унаследовать Вечную Жизнь, Иисус, как кажется, отказывается от такого имени для Себя?
ДВЕНАДЦАТАЯ НЕДЕЛЯ ПО ПЯТИДЕСЯТНИЦЕ
В двенадцатое воскресенье по Пятидесятнице за Литургией читается семьдесят девятое зачало Евангелия от Матфея, глава 19, стихи 16–26. Это знаменитый рассказ о вопросе богатого юноши Господу о том, какое доброе дело ему следует сделать, чтобы обрести вечную жизнь. Этот эпизод содержится во всех трёх синоптических Евангелиях. Разница заключается в том, что у Марка Господь Иисус упоминает о необходимости взять свой крест. В Евангелиях от Матфея и Луки такого упоминания нет. Все три зачала трёх Евангелий читаются по воскресеньям в течение всего года. В двенадцатое воскресенье по Пятидесятнице — это первое такое чтение, от Матфея.
Этот порядок, установленный в Православной Церкви, очень древний. Достаточно представить, что уже в конце IV века, в то же двенадцатое воскресенье по Пятидесятнице, Иоанн Златоуст проповедовал на ту же евангельскую историю в Константинополе. Это характерная черта православной традиции: «Прежнее повторять, новое открывать». Подобно тому, как Сын Божий, вочеловечившийся во Христе Иисусе, есть Слово и Память Божия, богословие учит через воспоминание, придавая ему новый смысл. «Всякое знание принимает форму толкования», - писал великий мессианский мыслитель Вальтер Беньямин (1892–1940).
Итак, в Евангелии человек подходит к Иисусу, задаёт вопрос и получает ответ. В эпизоде есть несколько ключевых фраз, одна из которых — стих семнадцатый: «Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог». Смысл этой фразы обсуждался многими святыми отцами, чьи мнения различаются — от нравственного поучения Иоанна Златоуста до трагических выводов, обычно свойственных святому Августину.
Евангельский текст можно рассмотреть в контексте таинства исповеди. В Православии исповедь называется «вторым крещением». Так гласит Закон Божий, таков смысл молитв, читаемых во время исповеди. Почему второе крещение? В конце концов, исповедь повторяется часто, многие верующие исповедуются почти каждый день. Тогда это должно быть пятидесятое, сотое или даже тысячное крещение!
Это связано с тем, что в ранней Церкви шли споры о том, можно ли принимать в Церковь отступников. Такое отречение могло совершаться через идолопоклонство во время гонений или через тяжкие преступления в мирное время. В середине III века святой Киприан, епископ Карфагенский (современный Тунис), именем которого, среди прочего, названа станция метро в Тулузе, учил, что Церковь имеет право принимать любых грешников. Его оппоненты, также в Северной Африке, утверждали, что Церковь не может возвращать отрекшихся от веры. «Только Бог может вернуть человека в Церковь, но видимых признаков такого божественного решения не наблюдается. «Всё откроется лишь в будущем веке», – говорили они. Мнение Киприана победило, и исповедь стала «вторым крещением». Через устное покаяние человек принимался обратно в Церковь. Таинство исповеди совершалось лишь один раз в жизни. Отсюда и выражение «Исповедь – второе крещение».
Впоследствии монашество получило широкое распространение. Монахи открывали свои помыслы духовнику. Это не было исповедью, потому что помысл ещё не грех. С помыслом нужно бороться. Помысл стучится в ваш ум или сердце. Нельзя открывать ему двери. Это не было исповедью ещё и потому, что большинство древних подвижников не были священниками. Но со временем эта дисциплина открытия помыслов духовнику отождествилась с таинством исповеди. Исповедь стала частой, и именно этой практики обычно придерживается наша Церковь.
Как обычно исповедуются верующие? Например, кто-то приходит в незнакомую церковь. Там стоит незнакомый священник. Чтобы он допустил ко причастию, верующий подходит к священнику и называет такие грехи, которые одновременно свидетельствуют о том, что этот человек регулярно посещает церковь, но при этом абсолютно не виновен ни в чём серьёзном. Это всегда те же одинаковые слова: «Я думал о постороннем во время молитвы, опоздал на службу, осуждал прохожих и знакомых». При этом нарушение поста обычно заключается в употреблении рыбы в среду или пятницу или молочных продуктов во время именно малых постов. Вряд ли кто-то осмелится признаться в том, что ел колбасу во время Великого поста. Именно так поступил реформатор Ульрих Цвингли, начав реформацию церкви в Цюрихе в XVI веке.
Верующие желают причаститься и услышать молитву о прощении грехов. Ведь как таинство, это благотворно. Поэтому мы исповедуемся формально, превращая исповедь в профанацию. Ведь невозможно получить прощение за то, что не является грехом. И здесь воспроизводится то, что написано в евангельской истории! «Почему ты называешь меня благим? Никто не благ, кроме одного Бога». Зачем исповедоваться «кодовыми словами» — «опоздал, ел, осудил». Ведь исповедь – это именно исповедь, это второе крещение, это покаяние и это стыд, это благотворность. Таков нравственный урок евангельского чтения.
У евангельского чтения есть и богословский. «Никто не благ, как только один Бог». Видимо, «Благ» – это действительно одно из имён Бога. Это одна из характеристик Мессии, Который должен принести на землю абсолютное благодеяние. Юноша дерзновенно применил этот титул «Благ» к Иисусу, но Он не уверовал в него как в Мессию. Господь это обличает.
Наконец, есть и прикладной смысл евангельского рассказа. В советское время коммунисты часто называли священников и епископов по имени и отчеству – Иван Иванович, а не, например, «епископ Серафим». Они делали это, потому что были атеистами и не собирались исполнять волю духовенства. В противоположность этому, верующие называют своих пастырей «отцами», «игуменами», «настоятелями». То есть формально и априори они как бы показывают, что данный священник или епископ для них — большой авторитет. Но они не слушают, что священник им говорит, не соблюдают церковную дисциплину и действуют по своей воле. «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, кроме одного Бога». Зачем называть духовника «отцом», а священника «настоятелем», если не собираешься исполнять сказанное?